Ржешевский Александр - Тайна Расстрелянного Генерала
Александр Ржешевский
Тайна расстрелянного генерала
Александр Александрович Ржешевский родился в 1934 году в селе Бежин
Луг Тульской области. После окончания Тимирязевки работал агрономом колхоза
в Подмосковье. В дальнейшем испытывал новые сельхозмашины на Украине и в
Сибири, работал спецкором ТАСС, ответственным секретарем ряда журналов.
Опубликовал романы "Пляж на Эльтигене", "Настало время встретиться",
повести "Захват", "Малахова горка" и другие произведения.
Награжден медалью "За воинскую доблесть".
1
- А тебя никто не спрашивает, - сказала старуха бульдогу, который шел
покорно на поводке.
Пес приноравливался к маленьким старушечьим шагам и переступал как
хозяйка - мелко, неторопливо, бочком, потому что с трудом сдерживал бьющую
через край энергию и мощь.
Ветер бросил им навстречу белую метельную занавесь.
- Холодно, а ты все просишься гулять, - продолжала старуха ворчливо. -
Гулять бы ему да гулять!.. Смотри, какой снег!
Бульдог понурил голову, будто и в самом деле почувствовал себя
виноватым. Печально выпучив глаза, поглядел на хозяйку.
Метель бушевала с утра, будто вернулся февраль. К полудню успокоилось,
только изредка сорванные с деревьев белые шапки рассыпались прозрачной
кисеей. Наконец где-то вверху, в небе, отодвинулось облако и брызнуло
солнце.
Словно почуяв свою правоту, бульдог дернул за веревочку и поволок
старуху к речке, на мост, под которым бурлила вода. На потрепанном настиле
не хватало досок, разметанных колесами грузовиков и танкеток, проходивших
здесь целыми вереницами во время зимних учений. И теперь сверху сквозь щели
видно было, как вода крутилась вокруг деревянных свай, а подплывавшие
льдины вгрызались, разламывались от ударов и плыли дальше. Видно, пришло
время, и, несмотря на холода, половодье набирало силу.
Старуха хотела было идти через мост, но замешкалась и резко натянула
поводок. Пес оглянулся. Он не посмел подумать, что мудрейшая его хозяйка в
чем-либо не права, и терпеливо ждал разъяснений.
- Туда опасно, - с запозданием пояснила старуха. - Можно провалиться.
Поглядим, как они проедут.
Сверху по дороге прямо к мосту, вырастая с каждой секундой, скатилась
новенькая танкетка и остановилась по другую сторону реки. От ее броневых
плит, выкрашенных зеленой краской, веяло какой-то праздничной, несокрушимой
мощью. Но старуха не радовалась. Мир, который она создавала всю свою жизнь,
крепчал и наливался силой. И в то же время оставался чужим, больше того -
враждебным, изничтожающим все, что связано было с ее делами и памятью.
Тяжесть крашеного броневого листа, как и всякое другое проявление
государственного могущества, вызывала у старухи острое ревнивое чувство:
если бы она руководила страной или такие, как она, броня была бы крепка не
хуже, а даже лучше.
Но все, связанное с нею, с ее друзьями, сломлено, разметано и странно,
что уцелело в душе после стольких тюрем. Но даже если бы этих горьких лет
было вдвое больше, она бы не отказалась от своей судьбы. Жизнь ее была
заполнена любовью по самую высокую отметку - выше не бывает, - хотя за всю
жизнь ей выпало любви меньше трех лет.
...Она сама не ожидала, что ее выпустят из тюрьмы и даже разрешат
поселиться у двоюродной тетки. Больше от семьи никого не осталось. Странно,
что посреди всех бурь в ней по-прежнему крепло чувство, что будь отец жив,
он бы защитил ее ото всех невзгод. Умом она понимала: ничего не мог сделать
слабый, больной старик. А чувство жило. И видела она, как в стылый
мартовский день возле
